Дмитрий Циликин, ПТЖ, ноябрь 2006г.
В. Семеновский. «Бедные люди» (по Ф. М. Достоевскому). ТЮЗ им. А. Брянцева. Режиссер Григорий Козлов, художник Николай Слободяник «Бедные люди» — очень камерный сюжет. В самом деле: подумаешь, на Малой сцене ТЮЗа поставили скромных достоинств пьесу по милой дебютной повести Достоевского, крошечный зальчик, три актера — чего шуметь? Тем не менее этот спектакль — повод поставить нагноившуюся общетеатральную проблему, который я давно искал. За последние примерно полтора десятилетия обрушилась иерархия эстетических ценностей. Критерии отличения добра от зла похерены давно и с охотой. Из Москвы к нам везут и везут в лучшем случае — ремесленно-конъюнктурную халтуру, в худшем — буквально хрюкающие, бессмысленные и беспощадные в своем агрессивном невежестве и прямо-таки космической бездарности зрелища. В центре которых — кино- и, прежде всего, телевизионные «звезды». И что же? Дорогие билеты распродаются, залы битком, благодарные поклонницы пользуются любым поданным со сцены поводом, любым грубым трюком и пошлой гримасой, чтобы искупать своих любимцев в аплодисментах. И никому вроде и дела нет до того, что любимцы эти находятся в плачевном творческом состоянии. А мнение критики и вменяемых зрителей и самим актерам, и режиссерам, и, тем более, организаторам гастролей по барабану — машина шоу-бизнеса, в который все больше превращается театр, благополучно функционирует и только набирает обороты. В этом контексте «Бедные люди» звучат тихим, но внятным и настойчивым утверждением профессионального достоинства. Спектаклю, конечно, надо окрепнуть, пока дыхание его неровно, но и сейчас видно: это результат обдуманного тщательного труда. Не все решения убеждают — но ничего нету от балды, по принципу «раззудись, плечо, размахнись, рука». Кое-что делается моторно, режиссерская конструкция в некоторых местах еще не обросла мясом. В середине сцены большой, больше роста человека, куб со съемными стенками, еще окна в них вынимаются («прорубаются»; сценография Николая Слободяника), сам куб крутится, на полу его обнаруживается маленький бассейн с водой, куда падает Девушкин, и т. д. — так вот, на мой вкус, многовато мизансценических акцентов и вообще возни, постановщик Григорий Козлов будто не до конца доверяет инструментам актерской игры. А зря. Потому что Макара Девушкина играет Валерий Дьяченко. Дьяченко — редкостный мастер. Таких теперь больше не выпускают. В отечественной театральной промышленности они сняты с производства. Остались те, что уже имелись, новых не прибывает. Макар Девушкин добавился к уже сыгранным им в ТЮЗе Поприщину и Афанасию Ивановичу в «Старосветских помещиках» и Мише Бальзаминову в «Приюте комедианта». Короче, Дьяченко — специалист по «маленьким людям». Все эти роли — замечательны. Замечательны прежде всего предельной сделанностью. У актера не бывает секунды не освоенной, не осмысленной — непрерывность сценической ткани такова, о какой раньше говаривали «кружева плетет». Ах, как они с Ириной Соколовой работают «Старосветских помещиков»: микропристройки, точнейшие жесты и мимические движения — как выражение тончайших движений душевных. Чернь, скань и финифть! Бывают актеры, глядя на которых понимаешь: они на сцену зашли мимоходом, промеж гораздо более важных закулисных дел. Для Дьяченко — очевидно — сцена есть место его настоящего, подлинного существования, и все остальное подчинено ей. Такая филигранность достигается долгой кропотливой выделкой роли — и никак иначе. Вот как раз этот императив профессиональной этики утрачен современным театром, и редкие исключения вроде актеров Додина и Фоменко лишь оттеняют общую справедливость диагноза. Наверно, можно нарисовать Макара Девушкина чисто характерными красками — эдакой смешной, жалкой и несколько гадкой стареющей канцелярской крысой, полюбившей семнадцатилетнюю Вареньку, нищую и обесчещенную сироту. Дьяченко, разумеется, достало бы умений — что он и демонстрирует, ненадолго превратившись как раз в такого старикашку, отца студента Покровского. Но актер этот — слишком крупный для просто характерности (сыграть которую, вообще говоря, не очень и хитро). Он проделывает со своим героем примерно ту же трудноописываемую операцию, что Гоголь с Башмачкиным и сам Достоевский с Девушкиным. В этой прозе восхищает, конечно же, вовсе не сострадание авторов к униженным и оскорбленным, как учили в школе. (Сострадание это, кстати, отнюдь не безусловно — оно с презрением как минимум пополам.) Однако вменяемый читатель ведь не съемку скрытой камерой наблюдает — он видит, как это написано. Автор увлекает переживаниями героев, заставляет в них поверить, но притом нас удерживает от полного в них погружения, останавливает на краю галлюцинации осознание эстетических достоинств текста. Оттого мы относимся к Девушкину из «Бедных людей» совсем не так, как относились бы к нему, повстречайся он нам в реальности. Именно тем, как играет Дьяченко — как он удивительно держит крупные планы, как мгновенно, без всякого разгона (в чем, собственно, и состоит актерская виртуозность) меняет психологические полутона, как настоящий темперамент проявляет себя сильно, но исподволь, никогда не срываясь на крик, — так вот, этим он укрупняет героя. Маленький человек, представленный большим артистом. И кто это увидит? Давно минули времена, когда слава — например, Раневской — была совершенно адекватна актерским заслугам. В медийную эпоху и популярность — медийная, и народ валом валит в театр, чтобы вживую поглазеть на тех, кого он видел по телевизору, какие бы безобразия они ни вытворяли. Хотя во многих труппах есть подлинные мастера, актеры милостью Божией, известные притом сравнительно узкому (в масштабах страны) кругу знатоков и ценителей. Когда-то прекрасный актер Юрий Кузнецов в Театре комедии поразительно играл Василькова в «Бешеных деньгах» — а зал был неполон. И чем, как не издевательством театральных демонов, объяснить, что всесветно знаменит Кузнецов стал благодаря Мухомору из «Ментов», где он всего лишь штукарит (хотя даже его штукарство — мастер-класс для профнепригодных собратьев по сериалу). Тем же занимается один из лучших петербургских актеров Вячеслав Захаров в «Тайнах следствия». Еще один огромный талант — Сергей Мигицко — только что снялся в роли Андерсена у Эльдара Рязанова, но мало надежд, что этот фильм прославит его в народе, как некогда Алису Фрейндлих — «Служебный роман»: кинематограф Рязанова сейчас отнюдь не в зените зрительского интереса. Александр Баргман играет Гамлета (в очень интересном и высококачественном спектакле Вениамина Фильштинского) настолько же хорошо, насколько плохо эту роль сделали в Москве «звезды» Евгений Миронов и Михаил Трухин, — но где? Опять-таки в маленьком «Приюте комедианта». Нужды нет, что Мигицко — премьер Театра Ленсовета, Дьяченко — ТЮЗа и оба они — народные артисты России. Понятия «знаменитый актер» и «знаменитый театральный актер» сейчас не просто не совпадают, а — противоположны по смыслу. Потому что если служить только в театре, любви публики иначе как хорошей работой не добиться. В остальных сферах приложения актерской профессии (включая рекламу) ею можно и вовсе не владеть, что нисколько не помешает стать кумиром и каким-нибудь «культовым Куценко». Это глубоко несправедливо. Увы, это так.
