Премьера состоялась 30 мая 2006 года.
Сюжет пьесы современного английского драматурга Уилли Расселла «Воспитание Риты» навеян знаменитой комедией Бернарда Шоу «Пигмалион», но на этот раз в прекрасную леди превращается бойкая парикмахерша.
Действие происходит в наши дни, в одном из университетов на севере Англии. Однажды в пыльный кабинет Фрэнка – немолодого профессора английской словесности ворвалась энергичная девушка Рита, заявив, что хочет найти смысл жизни в изучении литературы. Встреча с Ритой круто меняет привычную жизнь Фрэнка…
Непредсказуемые повороты сюжета, тонкий лиризм, остроумные диалоги покорят самых взыскательных зрителей.
Продолжительность спектакля 2 часа 15 минут, с одним антрактом.
Спектакль адресован молодёжи, 16+
|
Действующие лица: |
Исполнители: |
|
Фрэнк |
нар. арт. России Николай Иванов
|
|
Рита |
|
У. Рассел. «Воспитание Риты». Малая сцена ТЮЗа им. А. Брянцева.
Режиссер Анна Потапова
Он — немолодой, уставший от жизни университетский профессор и поэт-неудачник, вынужденный ради заработка читать лекции, проверять сочинения студентов-лоботрясов и «халтурить» репетиторством; мизантроп, брюзга, алкоголик, живущий со своей бывшей студенткой, помешанной на кулинарии. Его зовут Фрэнк.
Она — резвая двадцатишестилетняя парикмахерша, жадная до знаний и новых впечатлений, искренняя и непосредственная; ее не удовлетворяют скромные обывательские радости вроде покупки нового платья и возможности выбора между восемью сортами пива. Ее зовут Рита.
Она приходит к нему учиться. Не только читать классику и осваивать премудрости литературоведения, но и брать уроки хорошего тона, формировать вкус, чтобы понимать — во что одеться, какое вино пить, куда идти в театр и как выражать свои мысли. Превратиться из цветочницы в герцогиню… И в первой же сцене герой восклицает: «Рита, вы потрясающи! Если хотите знать, вы кажетесь мне дуновением свежего воздуха, впервые появившимся в этой комнате за все последние годы».
Какой соблазн для режиссера! Поставить… если не мелодраму — то лирическую комедию, но обязательно, как в старых эльдар-рязановских фильмах, «с превращением» и непременным хэппи-эндом, чтобы два одиноких сердца обрели друг друга после долгих мытарств. И — любовь, любовь, пьянящая любовь… Пьеса Уилли Рассела, как и ее «прототип» («Пигмалион» Бернарда Шоу, только ленивый не заметит параллели), бесспорно, дает основания и для такой трактовки тоже. Но Анна Потапова, Николай Иванов и Елизавета Прилепская игнорировали лежащую на поверхности тему «моей прекрасной леди» и решили поговорить с юным зрителем совсем о другом.
Пространство Малой сцены оформлено Мартом Китаевым почти в полном соответствии с авторской ремаркой: комната с большим окном, стол, заваленный рукописями, глобус, книжные полки, литография, дверь в коридор… Ничто не противоречит заданной Расселом атмосфере ученой лаборатории, ни одна деталь сценографии, даже десяток черепов на полочке, не выбивается из рамок жизнеподобия. Этим как будто подчеркивается: режиссер не будет настаивать на визуальных эффектах, главное — психологический поединок персонажей. Скажем сразу: Анна Потапова действительно не сильна в постановочных решениях, язык спектакля почти примитивен, мизансцены грешат однообразием (к концу первого акта создается впечатление, что героиня раз пятьдесят сняла верхнюю одежду и повесила ее на вешалку!). Но в этом и плюс. Все внимание сосредоточено на исполнителе роли Фрэнка Николае Иванове.
Фрэнк — нескладный очкарик в мешковатом сером костюме, когда-то в юности обожавший литературу, хотя и не желающий теперь в этом признаваться. Отчаявшийся романтик, утративший с годами не только способность удивляться, но и всякий интерес к жизни. Поначалу кажется, что его уже ничто никогда не взволнует, кроме бутылки виски, спрятанной на стеллаже («Где же, черт побери?.. За Элиотом? Да нет же, за Диккенсом…»). Он так долго был одинок среди безразличных к его страсти мещан и пошляков, так привык заливать это одиночество в пабах, что действительно видит в Рите «дуновение свежего воздуха» — но вовсе не потому, что испытывает к ней мужской интерес. Его чувства абсолютно не окрашены эротически, важно другое — наконец-то нашелся человек, которому интересно то же, что и ему!.. Пусть девушка еще неразвитая, полуграмотная, зато у нее пытливый ум, и можно воспитать, вырастить достойного собеседника, с которым можно будет обмениваться мыслями, а не поедать бесконечные гарниры. Как Волшебник из сказки Шварца, Фрэнк неожиданно для себя загорается интересом — получится ли из живого сделать еще более живое?! Вот это работа… Н. Иванов в этой роли остроумен, трогателен, эмоционально глубок, он, как всегда, не боится быть смешным, и потому его герой вызывает несомненное сочувствие. Ибо профессор, подобно своему русскому коллеге, вознамерившемуся превратить собаку в человека, терпит фиаско, даже называет себя Мэри Шелли… почему?
Потому, считает режиссер, что образование само по себе — далеко не всё. Рита, пробудившая было в скучающем профессоре живые человеческие чувства, по мере получения новых знаний лишается этих чувств сама. Е. Прилепская не оправдывает героиню, но и ни в коем случае не делает ее подопытным кроликом. Ее Рита, худенькая, энергичная и обаятельная, похожа на многих современных молодых женщин, не нашедших счастья в браке и не верящих телерекламе, — это личность, и именно ей принадлежит прерогатива непосредственного диалога со зрителем.
«Считалось, что школа — это нечто заведомо совершенно бесполезное и ненужное, — говорит героиня, пытаясь объяснить свою маниакальную потребность в изучении английской литературы. — Полагалось интересоваться песенками, шмотками, мальчиками — вот это было дело. И хотя меня никогда не покидали мысли о том, что это ничего не стоит, я тоже, как и все, заводила новую пластинку или покупала очередное платье и старалась ни о чем не думать. Всегда ведь можно заставить себя перестать думать. Живешь, как живется, и уверяешь себя, что все о’кей. Глядишь — то какая-нибудь вечеринка, то какой-нибудь парень, которому можно сделать глазки, или подружки, чтобы поболтать да похихикать. Пока в один прекрасный день вдруг не задашь себе вопрос: неужели это все? Неужели ты больше ни на что не годишься?»
Эта наивная мысль, близкая любому сегодняшнему подростку, не только ставится режиссером во главу угла, но и вырастает в целую проблему: что же такое воспитание, и состоит ли оно лишь в усвоении информации, умении прикрыть любое собственное суждение нужной цитатой и произвести правильный литературоведческий анализ стихотворения, чтобы получить высший экзаменационный балл… Проблематика, более чем уместная для ТЮЗа. На эти вопросы, предложенные пьесой, Анна Потапова отвечает вполне определенно. Во втором акте вместо милой, растрепанной рыжеволосой Риты, лихо карабкающейся вверх по стремянке и грызущей карандаши, возникает бессердечное, элегантно одетое и нашпигованное умными фразами улыбчивое чудовище («Вы сказали: Рита? Я давно отказалась от этой мерзкой претенциозной клички. Вы, идиот… Никто больше не называет меня Ритой!»). Если в пьесе «новорожденная» эгоцентричная снобка все-таки не может избавиться от нежности к своему учителю, то в версии Потаповой вплоть до самого финала нет места сентиментальности — Фрэнк раздавлен, уничтожен. Ему остается лишь с ужасом слушать собственные «умные» фразы из уст Риты (теперь — Сьюзен) и тянуться за очередной бутылкой. Чем ближе к развязке, тем больше их становится на стеллажах, они вытесняют книги…
Невеселая получилась история. Лишь в самом конце режиссер позволяет нам перевести дух, намекая, что все еще может быть (или могло быть?..) по-другому. Блеснув озорными глазами, вновь преобразившаяся Рита обещает удивленному Фрэнку, доставая ножницы: «Сейчас я сделаю вас на десять лет моложе!..» Ясно, что это не романтический намек — просто вариант финала. Ведь педагогика — непредсказуемая штука.У. Рассел. «Воспитание Риты». Малая сцена ТЮЗа им. А. Брянцева.
Режиссер Анна Потапова
Он — немолодой, уставший от жизни университетский профессор и поэт-неудачник, вынужденный ради заработка читать лекции, проверять сочинения студентов-лоботрясов и «халтурить» репетиторством; мизантроп, брюзга, алкоголик, живущий со своей бывшей студенткой, помешанной на кулинарии. Его зовут Фрэнк.
Она — резвая двадцатишестилетняя парикмахерша, жадная до знаний и новых впечатлений, искренняя и непосредственная; ее не удовлетворяют скромные обывательские радости вроде покупки нового платья и возможности выбора между восемью сортами пива. Ее зовут Рита.
Она приходит к нему учиться. Не только читать классику и осваивать премудрости литературоведения, но и брать уроки хорошего тона, формировать вкус, чтобы понимать — во что одеться, какое вино пить, куда идти в театр и как выражать свои мысли. Превратиться из цветочницы в герцогиню… И в первой же сцене герой восклицает: «Рита, вы потрясающи! Если хотите знать, вы кажетесь мне дуновением свежего воздуха, впервые появившимся в этой комнате за все последние годы».
Какой соблазн для режиссера! Поставить… если не мелодраму — то лирическую комедию, но обязательно, как в старых эльдар-рязановских фильмах, «с превращением» и непременным хэппи-эндом, чтобы два одиноких сердца обрели друг друга после долгих мытарств. И — любовь, любовь, пьянящая любовь… Пьеса Уилли Рассела, как и ее «прототип» («Пигмалион» Бернарда Шоу, только ленивый не заметит параллели), бесспорно, дает основания и для такой трактовки тоже. Но Анна Потапова, Николай Иванов и Елизавета Прилепская игнорировали лежащую на поверхности тему «моей прекрасной леди» и решили поговорить с юным зрителем совсем о другом.
Пространство Малой сцены оформлено Мартом Китаевым почти в полном соответствии с авторской ремаркой: комната с большим окном, стол, заваленный рукописями, глобус, книжные полки, литография, дверь в коридор… Ничто не противоречит заданной Расселом атмосфере ученой лаборатории, ни одна деталь сценографии, даже десяток черепов на полочке, не выбивается из рамок жизнеподобия. Этим как будто подчеркивается: режиссер не будет настаивать на визуальных эффектах, главное — психологический поединок персонажей. Скажем сразу: Анна Потапова действительно не сильна в постановочных решениях, язык спектакля почти примитивен, мизансцены грешат однообразием (к концу первого акта создается впечатление, что героиня раз пятьдесят сняла верхнюю одежду и повесила ее на вешалку!). Но в этом и плюс. Все внимание сосредоточено на исполнителе роли Фрэнка Николае Иванове.
Фрэнк — нескладный очкарик в мешковатом сером костюме, когда-то в юности обожавший литературу, хотя и не желающий теперь в этом признаваться. Отчаявшийся романтик, утративший с годами не только способность удивляться, но и всякий интерес к жизни. Поначалу кажется, что его уже ничто никогда не взволнует, кроме бутылки виски, спрятанной на стеллаже («Где же, черт побери?.. За Элиотом? Да нет же, за Диккенсом…»). Он так долго был одинок среди безразличных к его страсти мещан и пошляков, так привык заливать это одиночество в пабах, что действительно видит в Рите «дуновение свежего воздуха» — но вовсе не потому, что испытывает к ней мужской интерес. Его чувства абсолютно не окрашены эротически, важно другое — наконец-то нашелся человек, которому интересно то же, что и ему!.. Пусть девушка еще неразвитая, полуграмотная, зато у нее пытливый ум, и можно воспитать, вырастить достойного собеседника, с которым можно будет обмениваться мыслями, а не поедать бесконечные гарниры. Как Волшебник из сказки Шварца, Фрэнк неожиданно для себя загорается интересом — получится ли из живого сделать еще более живое?! Вот это работа… Н. Иванов в этой роли остроумен, трогателен, эмоционально глубок, он, как всегда, не боится быть смешным, и потому его герой вызывает несомненное сочувствие. Ибо профессор, подобно своему русскому коллеге, вознамерившемуся превратить собаку в человека, терпит фиаско, даже называет себя Мэри Шелли… почему?
Потому, считает режиссер, что образование само по себе — далеко не всё. Рита, пробудившая было в скучающем профессоре живые человеческие чувства, по мере получения новых знаний лишается этих чувств сама. Е. Прилепская не оправдывает героиню, но и ни в коем случае не делает ее подопытным кроликом. Ее Рита, худенькая, энергичная и обаятельная, похожа на многих современных молодых женщин, не нашедших счастья в браке и не верящих телерекламе, — это личность, и именно ей принадлежит прерогатива непосредственного диалога со зрителем.
«Считалось, что школа — это нечто заведомо совершенно бесполезное и ненужное, — говорит героиня, пытаясь объяснить свою маниакальную потребность в изучении английской литературы. — Полагалось интересоваться песенками, шмотками, мальчиками — вот это было дело. И хотя меня никогда не покидали мысли о том, что это ничего не стоит, я тоже, как и все, заводила новую пластинку или покупала очередное платье и старалась ни о чем не думать. Всегда ведь можно заставить себя перестать думать. Живешь, как живется, и уверяешь себя, что все о’кей. Глядишь — то какая-нибудь вечеринка, то какой-нибудь парень, которому можно сделать глазки, или подружки, чтобы поболтать да похихикать. Пока в один прекрасный день вдруг не задашь себе вопрос: неужели это все? Неужели ты больше ни на что не годишься?»
Эта наивная мысль, близкая любому сегодняшнему подростку, не только ставится режиссером во главу угла, но и вырастает в целую проблему: что же такое воспитание, и состоит ли оно лишь в усвоении информации, умении прикрыть любое собственное суждение нужной цитатой и произвести правильный литературоведческий анализ стихотворения, чтобы получить высший экзаменационный балл… Проблематика, более чем уместная для ТЮЗа. На эти вопросы, предложенные пьесой, Анна Потапова отвечает вполне определенно. Во втором акте вместо милой, растрепанной рыжеволосой Риты, лихо карабкающейся вверх по стремянке и грызущей карандаши, возникает бессердечное, элегантно одетое и нашпигованное умными фразами улыбчивое чудовище («Вы сказали: Рита? Я давно отказалась от этой мерзкой претенциозной клички. Вы, идиот… Никто больше не называет меня Ритой!»). Если в пьесе «новорожденная» эгоцентричная снобка все-таки не может избавиться от нежности к своему учителю, то в версии Потаповой вплоть до самого финала нет места сентиментальности — Фрэнк раздавлен, уничтожен. Ему остается лишь с ужасом слушать собственные «умные» фразы из уст Риты (теперь — Сьюзен) и тянуться за очередной бутылкой. Чем ближе к развязке, тем больше их становится на стеллажах, они вытесняют книги…
Невеселая получилась история. Лишь в самом конце режиссер позволяет нам перевести дух, намекая, что все еще может быть (или могло быть?..) по-другому. Блеснув озорными глазами, вновь преобразившаяся Рита обещает удивленному Фрэнку, доставая ножницы: «Сейчас я сделаю вас на десять лет моложе!..» Ясно, что это не романтический намек — просто вариант финала. Ведь педагогика — непредсказуемая штука.
