Артем Злобин — ученик Льва Эренбурга, актер НДТ и режиссер, с успехом выпустивший два спектакля: «Магазин» по пьесе О. Жанайдарова и «Научи меня любить» по пьесе Е. Бронниковой и Р. Дымшакова. 29 марта в ТЮЗе имени А.А. Брянцева состоится премьера спектакля «Кроткая. Монтаж», в котором примут участие: Иван Стрюк, Анна Лебедь и Милана Владыкина. Может ли человек переступить через свою природу, какой любви ищут герои и как текст Достоевского пересекается с современностью, читайте в нашем интервью с Артемом Злобиным.
Артем, «Кроткая. Монтаж» — ваша первая постановка в ТЮЗе имени А.А. Брянцева. Расскажите о том, как началось сотрудничество с театром, а также о команде, работающей над спектаклем.
Я получил приглашение поставить спектакль в ТЮЗе. Мы сошлись на повести «Кроткая» Федора Достоевского, я начал смотреть спектакли и выбрал артистов для работы. Иван Стрюк — Он, и весь массив текста, конечно, на этом артисте. Роль сложная, в первую очередь, своими перевертышами: в каждой сцене герой находит другое осмысление случившемуся, и чем ближе к финалу, тем яснее и яснее для него все становится. На его пути к раскаянию попадается очень много подводных камней: прозрение, что он виноват, случается с ним лишь на долю секунды. Наш спектакль о том, меняется ли человек, насколько он способен перешагнуть через свои детские травмы, события, которые его сильно затронули и выбили из колеи. Это процесс трудно проговариваемый, потому что в нем содержится много внутренних переживаний и смятений, мы пытаемся найти этому какое-то обоснование, мотивацию, надеюсь, это будет явно для зрителя. Милана Владыкина — Она. Актриса в труппе ТЮЗа с сентября, она училась в школе-студии МХАТ, для нее это будет первая большая работа в театре, я очень рад и для меня это очень ответственно. Анна Лебедь играет Лукерью. Мы попытались обострить линию героини, оттолкнувшись от того, что написано у автора. Мне всегда интересно работать с персонажами, которые являются проводниками истории. Лукерья оказывается заложницей взаимоотношений героев: она пытается примирить их, взять на себя инициативу. Мы не стараемся вылепить из нее архаичный образ служанки, хотим посмотреть на героиню с точки зрения сегодняшнего дня.
Я всегда работаю со своим художником — Аленой Ромашкиной, выпускницей РГИСИ, мастерской Полуновского. Ирина Вторникова, штатный художник по свету ТЮЗа, занимается светом. В нашем спектакле будет видео, над которым работает видеохудожник Саша Магелатова, актриса БДТ. Видео будет добавлять необходимые по тональности ощущения: что такое Петербург, что из себя представляет квартира героев, мир одиночества, мечтаний, видений, фантазий, галлюцинаций, флешбеков.
Вы выбрали достаточно молодого артиста на роль Закладчика, хотя по сюжету ему — 41 год. Почему?
Я не стал брать взрослого артиста, потому что для меня был важен момент не возрастного, а личностного подавления. Мы не играем, что герои одногодки, но мне хочется максимально приблизить их взаимоотношения к сегодняшним парам. В плане характера мне было важно вытащить недолюбленность героя, которая порождает гордость. Когда-то в жизни он пострадал и, вступая в брак, начинает подавлять своего близкого человека, потому что ему нужно самоутвердиться и понять, что он чего-то достоин. При этом у героя есть своя воспитательная программа: Он хочет, чтобы Она познала мир, выросла, но вместе с этим он давит в ней все живое, что она могла бы привнести в их отношения. Он верит в лучшее, что исправит и изменит ее, все садисты в этом мире имеют какую-то определенную логику. Но крайности убивают.
Какую любовь герой хочет увидеть от своей жены?
Для него любовь — это жертвоприношение, самоуничижительное понятие. Он хочет такой любви от нее и в итоге обретает эти чувства внутри себя. Добровольное мученичество, унижение, в котором человек купается — важные темы для Достоевского. Он — человек с тревожным расстройством, который проигрывает будущее наперед, катастрофизирует, смотрит на мир пессимистично. В его жизни все повторяется: когда-то унизили его, ему стало больно, и ему хочется испытать это еще раз. Все возвращается на круги своя. Герою доставляют удовольствие ее бунты, он мазохист, человек с надломленной психикой. Опыт предыдущей жизни повлиял на него настолько сильно, что вроде бы он и хотел быть доминирующим и властным, но, когда с этим столкнулся, его природа начала превалировать.
Кроткая оказывается совсем некроткой.
Да, и в этом заключается ирония автора. Кроткая тоже не без гордыни. Мы стараемся выйти из линии взаимоотношений палача и жертвы, чтобы возник какой-то парадокс и объем. Она тоже становится его палачом, в какой-то момент понимает крючки, на которые может его поймать. Мы работаем в сторону того, что пытаемся обнаружить в ней какую-то детскость, способность удивляться мелочам — местами это какая-то блаженная история. Мы говорим о человеке верующем, а к вере люди приходят от разной жизни: дабы какие-то вещи в себе подавить, дабы найти баланс или спасение. Для чего это нужно ей? Значит, внутри что-то неровно, и так было еще до встречи с ним. Все обостряется, когда начинается совместная жизнь. Она пытается играть по его правилам, подавить свою природу, чтобы хотя как-то наладить их связь, но понимает, что это тоже не выход. От этого и возникают ее бунты, она бы очень многое вытерпела, но у всего есть свой предел. Самоубийство — не бунт против него, а спасение их обоих.
Вы впервые взялись за классический текст. Насколько он созвучен времени?
Конфликты одни и те же. Когда человек приходит в театр, он ищет сопричастности, возможности увидеть себя в пространстве театра. Театр — это про ныне живущих людей. Когда мы работаем над постановкой, мы вдохновляемся современными фильмами, рассуждаем про жизнь, что сейчас происходит, кто что чувствует и ощущает, ищем сегодняшние пересечения. Это абсолютно современная история. Все эти модные понятия — созависимости, абьюза, газлайтинга — актуальны и сейчас. Главный герой наказывает Кроткую молчанием, что зачастую страшнее, чем какое-то бы то ни было действие. Жить в тотальном неумении проговаривать какие-то вещи, решать проблемы, раскрываться перед человеком, говорить, что у тебя болит, — очень тяжело. Вечная стена непонимания и вечная надежда на то, что второй должен взять инициативу на себя, догадаться, сделать первый шаг — в этом в том числе заключается проблема их взаимоотношений.
Одиночество — антоним любви?
Я буду радикален: любовь, конечно, дает светлое ощущение заботы и сопричастности, но по факту ты всегда остаешься один. Тут вопрос, как на это посмотреть. Если это принять, с этим как-то проще жить. Очень опасная история, когда человек бросается в отношения не потому, что это искренний зов его сердца, а просто желание заглушить боль, которая внутри. Ни к чему хорошему это не приводит, только к тому, что человек начинает использовать другого: мне плохо, давай ты будешь пластырем, который меня излечит. В отношения стоит идти, когда у тебя есть внутренняя стабильность, когда ты самодостаточен, только тогда ты сможешь дать любовь человеку и не будешь его травмировать, в том числе.
Ваш мастер говорит, что в спектакле должна быть зажжена свеча надежды. В «Кроткой» она будет?
Так завещали Товстоногов и все те, по кому мы учились 5 лет. У Достоевского есть надежда, что герой изменится, но в любом случае впереди его ожидает тяжелый путь. У нас есть заход на красивую фантазию, попытка погрузить главного героя в бесконечную грезу, в которой он будет существовать всю оставшуюся жизнь. Да, она будет на грани бреда — «обманываться рад», чем-то хорошим, какой-то мыслью, которая будет его согревать длительное время.
Вы любите работать с жанром монолога, почему?
Потому что монолог предполагает некое отстранение, взгляд со стороны на уже случившееся событие, которое не изменить. Мы часто становимся заложниками воспоминаний, каких-то деяний, и мне интересно исследовать это состояние человека, напоминающее забытье. Конечно, это не форма всех моих будущих постановок, но каждый режиссер в течение своей жизни ставит один и тот же спектакль, идет по своей ведущей магистрали, какой бы текст или тему он ни взял для работы.
Артем, какие постановки ожидаются в будущем?
Я очень надеюсь, что начну новую работу в Небольшом драматическом театре у своего мастера Льва Эренбурга, это будет спектакль по Шекспиру, Толстому или греческой трагедии. Также в Москве выйдет перформативный проект на стыке танцевального и драматического театра про личность одного ныне живущего художника. И ожидается несколько постановок в городах России, сейчас мы выбираем названия.
Беседовала Елизавета Ронгинская
