Чтобы оставаться интересным себе и зрителям, артист не может не меняться. Полезно искать себя в любом возрасте. О состоянии ученичества мы и начали разговор с актрисой Санкт-Петербургского Театра юных зрителей Анной Дюковой.
– Анна, лет пять назад мы делали с вами интервью. За этот период вы создали совершенно разные роли – это поющая и танцующая мама в мюзикле «Кентервильское привидение», трагическая Гертруда в шекспировской «Зимней сказке», офис-менеджер в «Контракте». Как вы понимаете сегодня свой актерский путь?
— Все эти работы яркие по жанру, по мысли, по способу существования и погружения. Мне кажется, я вступила на другой качественный уровень. В свои 40 с хвостиком я ощущаю себя на пике знаний. И они в гармонии с моим внутренним багажом. Интересно было поработать с современной драматургией. Потому что с классической я давно знакома, и я там себя спокойно и уверенно чувствую. А в «Контракте» – это пьеса англичанина Майка Бартлетта – я была настолько не уверена в себе, в материале, никак не могла поверить режиссеру, что тут нужно не играть, а существовать как-то иначе. Сейчас «Контракт», пожалуй, один из моих самых любимых спектаклей. Хотя это трудно – сидеть на одном месте час десять, не имея никаких прикрытий, вспомогательных средств – тут только работа мысли, чувства. Я могу устать за это время так, как если бы отыграла трехчасовой спектакль с большим физическим напряжением.
– Вы играете в «Контракте» сугубо отрицательный образ, страшный, отталкивающий своей бездушностью. Как вы управлялись со своей героиней?
– Я играю персонаж. Когда мы с режиссером Тимуром Салиховым обсуждали, кто моя героиня, мы выбирали такие глобальные определения, как Дьявол, Вечное Зло, Искуситель, Работорговец. Если точно кинуто зернышко, актерский организм легко включается в игру. Могут до неузнаваемости меняться голос, интонации, жесты. Я управляюсь со своей героиней, как актер-кукольник со своей куклой. В данном случае мое тело становится инструментом.
– Вы показывали «Контракт» в Эдинбурге. Как воспринимала публика? Это были русские эмигранты?
– Там была всякая публика. В основном английская, шотландская, русские ребята тоже были, кого мы зазывали прямо на улице. Там такая практика — сами актеры себя рекламируют, приглашают на свои спектакли. Зрители в Эдинбуре восприняли спектакль как производственную драму. А для нашей публики это фантасмагория, ей трудно поверить, что все может обстоять так абсурдно и бесчеловечно. Хотя в наших залах были люди из судебной системы, которые имеют большой опыт во взаимоотношениях в различных институциях, они говорили, что это похоже на отношения работодателя и подчиненного и в наших российских компаниях, банках. В Шотландии зрители оставались после спектакля, задавали вопросы. Очень активное включение.
– На контрасте с этим образом у вас есть роль мамы в «Кентрвильском привидении». Можно сказать, что вы там отдыхаете?
– Могу сказать, что мне интересно там работать. Я люблю играть этот спектакль, люблю двигаться, хулиганить. Хотя я, конечно, не владею профессионально ни вокалом, ни хореографией, ни пластическим искусством, но считаю, что драматическому актеру простительно в этом не дотягивать, а брать искренностью проживания.
– Вы сказали о пластическом искусстве, а я вспомнила, что увидела вашу коллегу Анну Кочеткову в спектакле «Посмотри на него» режиссера Романа Кагановича. Для меня было открытие – как драматическая актриса здорово двигается! У Кагановича очень много раскрывается именно через пластику…
– Вы удивитесь, но как раз именно Аня меня и познакомила с этим Театром ненормативной пластики. Недавно я в этом театре приняла рискованное предложение на ходу впрыгнуть в уже поставленный спектакль по пьесе Марии Огневой «За белым кроликом» в негосударственном театре «Цехъ». Мне пришлось за четыре дня выучить роль и влиться в команду, а заодно и в эту очень жесткую, бьющую наотмашь историю.
– Кого вы там играете?
– Играю одну из мам, которая занимается расследованием страшного преступления. Документальная, с элементами фантазии история. Рома занимает свою независимую позицию, актеры хорошо понимают, что они делают, о чем говорят, они свободны в своем высказывании.
– Есть ли перекличка с каким-то спектаклем в ТЮЗе?
– Пожалуй, «За белым кроликом» можно в чем-то сравнить с «Дорогой Еленой Сергеевной», где постепенно отношения между учениками и их учительницей переходят в разряд жестких, и та делает свой бескомпромиссный страшный выбор. Оба спектакля – для молодого зрителя. Я смотрю на ровесников моей дочери – они эмоционально устойчивые, уравновешенные люди. Их чем-то удивить очень сложно. Пожалуй, до сознания этого поколения можно достучаться исключительно искренностью, обнаженностью, бить сразу в сердце, в мозг. Им требуется театр не эстетический, а вот такой — отрезвляющий. И актеру приходится повышать градус существования.
– Вы что-то новое освоили у Кагановича?
– У Ромы есть свой стиль, свой почерк как у художника. В спектакле нет песен, но много танцев. Пластика мысли связана с пластикой тела. Без тела не может быть его театра. Мне пришлось включиться в ритмический строй спектакля с неким пластическим этюдом под композицию известного рэпера Эминема. Это было сложно и интересно.
– Что сегодня происходит с «Дорогой Еленой Сергеевной»? Пьеса написана в доперестроечные 80-е. В ТЮЗе спектакль идет седьмой год, и он до сих пор самый востребованный среди молодых зрителей. В чем разгадка?
– Здесь говорят на классическом языке, который понятен молодежи всех времен. Этот спектакль абсолютно искренний, он будоражит и не оставляет равнодушным. Я, честно говоря, поражена, что мы так долго его играем. Молодые люди смотрят спектакль по несколько раз. Пьеса не утратила своей актуальности. С разрешения Людмилы Разумовской наш режиссер Александр Иванов что-то поменял в диалогах, но все принципиальные вещи сохранились.
– Сам спектакль изменился за эти шесть лет?
– Все, кто там играет, стали за это время родителями. То есть они уже могут оценить ситуацию конфликта с другого ракурса. Благодаря режиссеру выстроен диалог о вечном. Этот спектакль, уверена, будет актуален и через 10 лет. Ну разве что язык может немного меняться на более современный.
– Сама Елена Сергеевна стала другой?
– Ее идеалы неизменны. Но меняюсь я, меняется мое отношение к ней. И она вынуждена вместе со мной меняться в интонациях, возможно, в ней появляется больше сомнений. Мы неизменно нагружаем наших персонажей собственным прожитым опытом. Это так же, как у моей героини в «Бешеных деньгах». Ей по-прежнему 24, а мне-то уже на 20 лет больше. Образ ее остается прежним, но в плане чувств, жизненных представлений она стала намного старше. Вот и Елена Сергеевна — появляется на нее как бы взгляд сверху.
– Вы возили «Дорогую Елену Сергеевну» за границу?
– Не возили, к сожалению. Но Разумовская говорила, что одно время пьеса шла в каждом европейском театре. Эта тема оказалась очень актуальной и там. Отличаются способы подачи. Я видела эстонский спектакль. Он был без чуственных моментов: Елена Сергеевна – учитель, перед ней – её ученики. А в нашем решении роль учителя в Елене Сергеевне вторична. Она человек, который любит своих учеников, как своих детей. И она пытается понять, в чем же она не права?
– На ваш взгляд, что в театре сегодня неизбежно должно меняться? Поспевает ли он за жизнью?
– Меняться должен язык, способ донесения идеи режиссера до зрителя. Спектакли должны быть очень разными, на любой вкус, если говорить о репертуарном театре. Не надо бояться того, чтобы под одной крышей собирались мюзиклы и трагедии. ТЮЗ, мне кажется, старается поспевать за временем. У нас богатый репертуар, и мы видим большей частью осмысленное режиссерское решение: «Маленькие трагедии», «Отцы и дети», «Бешеные деньги», «Алые паруса» с чудеснейшей музыкой Максима Дунаевского, «Ромео и Джульетта», «Зимняя сказка». Полотна! На этом и актерам, и зрителям можно расти.
– А что обязательно должно остаться в театре?
– Должны остаться мужчина и женщина, должна остаться история любви. Если люди и актеры становятся унисекс, я не понимаю этого. Сейчас вижу, что это уже тенденция в мировом театре. Должна остаться школа – не имею в виду способ существования. Я под этим словом подразумеваю отношение артиста к своей профессии, к партнеру, к своей роли, ответственность, дисциплину, желание личностного роста, открытый взгляд на мир, ощущение своего предназначения – это для актера извечные задачи. В театре должны работать личности. Ну и, конечно, нужен лидер, идейный вдохновитель, чтобы было желание вырвать сердце, как это сделал Данко. Артисты они ж такие доверчивые, готовы все отдать ради того, чтобы получался хороший, мудрый, яркий театр, чтобы публика любила его. Недавно мы ездили на большие гастроли в Краснодар — показали там семь спектаклей. И я поймала себя на мысли: какой же у нас благодарный и чуткий зритель в России. Особенно остро это чувствуешь на выезде, когда переживаешь состояние праздника.
Беседовала Елена Добрякова
