facebook.com
Если формулировать так обобщённо, я думаю, «Танцем Дели» удалось привлечь нашу мысль к тому, как неоднозначен феномен «страдания», «сострадания», изображения чужого горя. «Переворачивающаяся» форма спектакля даёт возможность не упрощать эту тему, не отдавать одну мотивировку одному персонажу (скажем, жёсткому), а другую – другому (мягкому). В нас есть много лиц, мотивировок и противоречий. И нет единого дидактического мелодраматического рецепта, как сострадать (или как изображать сострадание, или НЕ изображать его) — нищим в Индии, войне в Ираке, брошенной жене, несчастной дочери, несчастной матери, влюблённой в тебя девушке, самому себе, неизбежно смертному. Этот мотив имеет ответвление и в сторону искусства, его цели, его роли, его порождению, и тоже с внутренним противоречием. Это правдиво по жизни и это не упрощено в действии. Я считаю, что этот спектакль очень целен по теме. В этом смысле, постмодернистский подход тут мягкий (этот менталитет скептически относится к связной истории, к определённым персонажам, а главное к тематической последовательности – всё это тут почти есть, ну, разве что «с вариациями»). Форма спектакля – без обоснования действия «характерами», с подчёркнутой стилистикой игры, игры мысли, работает, я бы сказал, как штопор, легко углубляющийся в ткань глубже с каждым поворотом, наше понимание мотивов от сцены к сцене, от вариации к вариации, расширяется. Эстетика Уилсона тут ни при чём, он не ставит пьес с разговорами, и пространство тут живёт не так как в его инсталляциях. Хотя, между прочим, есть эстетический принцип, открытый в постдраматическую эпоху, который и там, и тут, и много где ещё работает: параллельность текстов, видимого и слышимого. Не иллюстрация, не развитие одного в другом, не контраст, не контрапункт, а именно параллельность. По сюжету, по жанру, по интонации, по стилю видимое контрастирует со слышимым. Я писал уже раньше по другому поводу, что вспоминаю (не по качеству, а по принципу) одно из своих самых сильных театральных впечатлений – «Лоэнгрин» в постановке Боба Уилсона в театре «Метрополитен». Цветовые фоны, странные восточного типа массивные костюмы, статичные напряжённые позы артистов (ух, каких – Франца-Флориана Фогта, Кариты Матила) очень растянутые последовательности изменения поз, изредка их небытовые странно-танцевальные сложные движения-переходы из одной позы в другую. Никакого «воплощения» музыки. Но она была так подчёркнута этим независимым от неё, ДРУГИМ визуальным действием, что воспринималась гораздо сильнее, чем если бы была продублирована в сценической жизни персонажей. Это явно живой и продуктивный закон театра, и его надо осмыслить. Вот и тут, не музыка, а текст пьесы идёт внятно и ритмично прочитанный, он понятен, а визуальное действие его не «воплощает», тут оно как бы пролетает мимо, оно нейтрально, отчего текст воспринимается резче, чем если бы был жизнеподобно проиллюстрирован и «прожит». Перед актёрами русской школы эта задача («не играть, не мотивировать, не характерничать, не раскрашивать») почти никогда нигде раньше не ставилась, она очень сложна, и они с ней отлично справились. (Я готовлюсь написать текст в бумажный ПТЖ. Спасибо за провокацию, вот точу перо). Denis Shirko да!!! вот что еще! чем больше будет подобных спектаклей, тем больше зрителей будет стремиться в театр «Мастерская» на Народную Nikolai Pesochinsky Как бы обойтись без противопоставлений, без обличений. Можно и туда пойти, и туда, и одним способом что-то воспринять, и другим. Без запретов и тоталитаризма. Ну, не нравится, ну, не понятно. В нашем отношении к объекту есть два составляющих: 1) объект и 2) я сам, с моими критериями, моим вкусом, моими чувствами, моими способностями, и кто сказал, что 2) — это объективное мерило? Вот, знаменитый английский критик и многолетний президент Международной ассоциации театральных критиков Иан Херберт ушёл возмущённый с середины «Отелло» Някрошюса. О чём это говорит… Denis Shirko как ушел? :)))) не заснул? Denis Shirko а я-то не ушел а досидел до самого конца!!! вот в чем беда! Dmitry Renansky блин, Николай Викторович, простите за переход на личности, но Вы прекрасны Nikolai Pesochinsky видимо, это общий поворот в постнеклассической культуре, отказ от персонализации, от индивидуальных черт и мотивов. Один из уровней деконструкции. Ну, собственно, от «театра типов» ещё Мейерхольд отказывался в 1900-е гг, но теперь степень другая. И пресловутый действенный анализ с тем, что ни слова нельзя произнести без того, чтобы не сыграть какого-нибудь мотива, тут сопротивляется. Я тут недавно посмотрел кино, какой-то отечественный детектив, кажется, по Агате Кристи, и это было невозможно: все — якобы сложные и многоплановые характеры, везде отношения, каждый поворот головы со значением, море жизни, а детектив загублен, тормозит, напряжения нет… Андрей Пронин на самом деле «Танец Дели» очень эмоциональный спектакль. Просто эмоция тонкая. Говорят: можно бесконечно смотреть на огонь, воду и то, как работает другой человек. Моя — субъективная — формула этого спектакля: давайте бесконечно смотреть, как работает другой человек. Это спектакль о работе актера с текстом. Не удивительно, что это второй волкостреловский Вырыпаев после «Июля», который был о том же, и в качестве сопостановщицы выступает Алена Старостина, которая играла «Июль». Мне кажется, что в данном случае отстранение равно чтению: так постановщик уважает пьесу, что не позволяет себе ее трактовать, акцентировать ее достоинства или скрадывать недостатки. Пьесу мы как бы получаем отдельно, а отдельно получаем блестящий спектакль об актерах, их ремесле. Я знаю мало подобных спектаклей, где можно было бы так разглядеть актеров, их лица, их индивидуальность, их иронический наигрыш, их человеческое — отстраненное — отношение к профессии. А смыкание двух этих планов — текста и спектакля — дает неожиданный смысловой эффект. Насчет «ноль-позиции» поспорил бы: в Театре.док все же чаще ищут человеческую ноль-позицию, а тут взята актерская Nikolai Pesochinsky Андрей, да, конечно, отношения с текстом как с остраненной данностью есть в этом театре. Я помню, как-то датская коллега обсуждала вопрос, как происходит в театре «присвоение» текста, «присвоение» пьесы, роли. А тут другие отношения. И тоже согласен, мне кажется, что это очень цельный, стильный и красивый спектакль. Вообще, Волкострелов знает цену лаконизму, ни один его спектакль не становится размазнёй, гуляньем кто в этюдный лес, кто по действенные дрова…