Международная команда, которая собралась на этой постановке, привнесла своеобразный колорит действию, в нем присутвовали некие этнические мотивы, прекрасно работали костюмы, созданные по эскизам и сшитые лично художником из Болгарии Юлианом Табаковым, звучала специально написанная к этому спектаклю музыка известного литовского композитора Фаустаса Латенасаu2026 И, конечно, совершенно уникальным получился актерский ансамбль, где Леонта, Короля Сицилии, играет Александр Иванов, его жену Гермиону Анна Дюкова, их дочь Утрату Анна Слынько, Паулину — Анна Лебедь, Камилло — народный артист России Валерий Дьяченко, старого пастуха — народный артист Николай Иванов, а его сына, крестьянина — Артемий Веселов. Обычно принято брать интервью у главных действующих лиц. Но без «поддержки» ролей второго плана не получится объемной картины. Наш собеседник — Артемий ВЕСЕЛОВ. — Приоткройте «кухню» создания «Зимней сказки», принцип работы с режиссером Баялиевым — в чем он состоял? — Нам очень хорошо работалось с Уланбеком. Это совершенно бесконфликтный человек, который буддистски, если так можно выразиться, подходит к своим режиссерским обязанностям. Он умеет работать мирно и доброжелательно, находиться в совместном поиске с актерами, художниками, со всей постановочной группой. Это было интересно. Было сотворчество, режиссер прислушивался к нам. И сам предлагал идеи, и мы могли что-то свое привносить. — По вашей роли — крестьянина — вы что-то сами предлагали? — Там была проблема. Это кажется только, что все легко, ведь мы имели дело с шекспировской прозой. На самом деле ужасно сложная штука получилась. Это ж какая-то эксцентричная клоунада нужна была, которой мы на самом деле не очень владеем. Роль моего героя у Шекспира обозначена как Клоун. Мы начали искать причины, почему клоун? Было непросто найти ключ к такому существованию — комическому, клоунскому, и чтобы это работало, не скатывалось просто в шутовство. — Ваш крестьянин по ходу превращается в «прирожденного дворянина», и появляются новые краски, они очень понятны зрителю. Как вы лепили этот образ? — Манеры, походку, изменившиеся жесты, признаюсь, я позаимствовал из одного американского фильма. Я давно этот образ переминал в себе. Наконец нашлось место, куда это можно было применить. Когда с самого начала мой герой встречает медведя, который поедает прирожденного дворянина Антигона, его это заводит. Он ведь не просто человека хоронит, а хоронит прирожденного дворянина! Значит, сам становится близок к дворянству. Когда Автолик хочет его обворовать, и они разговаривают о каких-то пороках при дворе, моему герою опять-таки это очень нравится, он вновь приближается к дворянству. С первой читки я это почувствовал и у меня не было вообще никакого волнения именно за эту сцену, я сразу понял, как ее делать. — А приходилось вмешиваться в текст Шекспира? — Видимо, я самый вредный и ревностно относящийся к тексту актер. Я переписал текст моего героя. Когда я посмотрел английский вариант, убедился в том, что у Шекспира это не совсем проза. Все равно есть ритмический рисунок, то есть белый стих. Я сравнивал три перевода этой пьесы. Какие-то удачные места использовал, оставлял поэтические строки, типа таких: «Корабль то упрется мачтою в луну, то закружится в пене, словно пробка в пивном бочонке». Можно сказать, я ваял себе роль. И Уланбек не стал сопротивляться — согласился. — С Николаем Ивановым быстро сложилось партнерство на сцене? — Конечно. Мы столько лет в одном театре, на одной волне. Николай Николаевич прекрасный партнер, замечательный артист, театральная глыба, с ним интересно сосуществовать. С ним как с другом встречаешься на сцене, точнее, как с папойu2026 — Да! Вы, наконец, изменили свое амплуа — сыграли не папу, а сына. — Спасибо драматургическому материалу, который позволяет мне еще пока оставаться чьим-то сыном. — Уланбек уезжая, сказал, что спектаклю нужен пригляд, чтобы он не рассыпался, и он чуть не плакал, покидая свое «дитя». Полюбил артистов, увидев в них детей, которым интересно пускаться в поиски, играть искренно и азартно. — Надеюсь, что дитя будет расти. Конечно, режиссерский пригляд нужен. Но мы и сами будем приглядывать, потому как считаем эту работу интересной для себя, нам нравится туда нырять. Актеры тюзовские не работают по принципу лаборатории, когда можно не отвлекаться на другие роли и жить в одном спектакле подолгу. У нас текущий репертуар, и мы выходим на сцену и утром, и днем, и вечером. Но спасибо, что в течение этих двух месяцев подготовки «Зимней сказки» мы не репетировали больше ничего. — Зрители и критики уже успели по-разному оценить этот спектакль. Был даже брошен упрек в сторону труппы ТЮЗа — мол, труппы нет, спектакль хорош, но это не спасет ТЮЗ. — Да, это мнение известного театроведа меня возмутило. Это ведь плевок в нашу строну. Как можно говорить, что нет труппы! Такой спектакль не мог бы родиться без тесного взаимодействия друг с другом. Это не просто режиссер пришел и что-то там приготовил с артистами, а это совместное сотворчество с режиссером. Если бы мы не были труппой, если бы не понимали, как мы сосуществуем на сцене, разве могла бы появиться такая работа? Мы все вместе объясняем художнику, какие костюмы нам нужны, буквально до расположения карманов. А Майя Шавдуташвили, художник по свету, придумывает этот космос на сцене, подстраиваясь под нас, артистов. Все было как в хорошей семье — все горели желанием сделать лучше, и для себя, и для зрителей. — Одна моя знакомая сказала известную фразу «Не верю» в адрес роли Леонтаu2026 — А у меня хорошая зависть к Саше Иванову, потому что это такой нырок в черноту. Причем такой шекспировский нырок. В темноту, во мрак. И потом долгое всплытие. Нельзя резко. Шекспировские реакции — они прямые: если ненавидишь, то до смерти. Если любишь, то тоже до смерти. Очень нужно взять правильный градус в роли, правильную ноту, и если пережать, то упрешься в потолок эмоциональный, после которого не будет развития. Или будешь разрываться на куски, буквально лопаться от напряжения на сцене. Перспективу роли надо представлять в голове. У Саши это получилось виртуозно, и я очень за него рад. — Пафос в спектакле был ненатужным, а ироничным. Для меня это была такая игра в игре. Как вы сами определяете жанр этого спектакля? — Зрители имели удовольствие слушать высокий стиль поэзии. Это настоящий поэтический объем. И слава богу, что у нас была возможность прикоснуться к этому материалу. Хотя зрителям надо психологически быть готовым воспринимать три часа шекспировского текста. Это же не бытовая мелодрама. Это, скорее, трагикомедия с комической клоунадой. Наша задача была такова: ты существуешь как артист и показываешь своего персонажа. Зритель начинает следить не вполне за героем, я за артистом, который играет героя. Пьесу «Зимняя сказка» нельзя рассматривать с точки зрения глубокой психологии. Человек хочет свою жену и ребенка сжечь, и все это из-за испепеляющей ревности. Слуга короля предпочитает предать его, бежать в другую страну. Или вот я, крестьянин, хожу с медведем, который загрыз человека. Там все крайнее: влюбленный принц готов умереть в любую минуту ради своей любви — как в «Ромео и Джульете». Из ненависти человек готов убить — как в «Короле Лире»u2026 «Зимняя сказка» — такой симбиоз всех пьес Шекспира. В пастухе прослеживается король Лир, в Утрате — Офелия и в чем-то Джульетта. — Почему-то режиссеры мало брались за эту шекспировскую пьесуu2026 — Ее трудно разгадать. Ревность — ведь только повод сказать о человеческих страхах и угасающей жизни. Там очень много смыслов и подтекста. Думаю, и у Уланбека, и у всей труппы получилось поставить и сыграть эту сказку так, что каждый зритель сможет найти свой слой и что-то вынести для себя из этого спектакля. Беседовала Елена Добрякова
