«У всех есть страсти, у всех нет сил»: спектакль «Маленькие трагедии»

Nevaroom, 04.05.2015

С написанием каждой новой буквы, составлением слова, мы все дальше отодвигаемся от истинного смысла и чувства. Настоящее вмиг уходит в прошлое, становясь иллюзорным и порождая вопрос «было ли?» Был ли Пушкин? Какой он был, созидающий свой художественный мир? Жили ли персонажи своей жизнью, неподвластной воле автора? О чем его «Маленькие трагедии»? И что именно вызывает этот текст в сердцах людей сейчас? Руслан Кудашов поставил спектакль «Маленькие трагедии» всего за два месяца. Кукольник по природе, режиссер не мог уйти от любимого способа выражения — и в спектакле ТЮЗа тоже появляется кукла. Владимир Бычковский пронизал «Маленькие трагедии» волной современного восприятия темпа жизни – техноритмы Gui Boratto прорываются неожиданным всплеском эмоций в особенно острые моменты. Николай Слободяник создал необыкновенную сценическую площадку, позволяющую мгновенно отвлечься от шелухи восприятия трагедий Пушкина. Если пофантазировать, то начинает казаться, что театр – это корабль, а сцена – морское дно. Заброшенные якоря цепляются за песок, заставляя корабль остановиться. Заглядывая вниз и пытаясь разглядеть сквозь толщу воды морское дно, зрители постепенно начинают различать мир, существующий под водой. Появляется процессия, несущая кого-то в лодке. Ураган листов взмывается вверх и возникает всклокоченный Пушкин. Слова, фразы, сюжеты возникают в сознании поэта, и он покрывает тела людей, как пустые листы бумаги, своими мыслями. Стоящие на сцене теряют свою безликость, оживают, наполняясь внутренним содержанием, и превращаются в персонажей. Так возникает художественное произведение – неуловимо и из ниоткуда. Священнодействие начинается. Четыре пушкинских трагедии как струи разных рек сливаются в одном океане.Страсть заменяет человеческое отношение к другому. Страсть к деньгам вызывает в Скупом чувство, что его сокровищница – малое дитя в люльке. Он качает ее, напевая: «Усните здесь сном силы и покоя, Как боги спят в глубоких небесах…» Страстная зависть Сальери к Моцарту приходит на смену дружбы. Страсть заменяет дон Гуану любовь, жажда разврата — сострадание и смирение в «Пире во время чумы». Во многом, предпосылкой к этому оказывается страх смерти и неумение любить. ЕСЛИ ПОФАНТАЗИРОВАТЬ, ТО НАЧИНАЕТ КАЗАТЬСЯ, ЧТО ТЕАТР – ЭТО КОРАБЛЬ, А СЦЕНА – МОРСКОЕ ДНО. ЗАБРОШЕННЫЕ ЯКОРЯ ЦЕПЛЯЮТСЯ ЗА ПЕСОК, ЗАСТАВЛЯЯ КОРАБЛЬ ОСТАНОВИТЬСЯ. ЗАГЛЯДЫВАЯ ВНИЗ И ПЫТАЯСЬ РАЗГЛЯДЕТЬ СКВОЗЬ ТОЛЩУ ВОДЫ МОРСКОЕ ДНО, ЗРИТЕЛИ ПОСТЕПЕННО НАЧИНАЮТ РАЗЛИЧАТЬ МИР, СУЩЕСТВУЮЩИЙ ПОД ВОДОЙ. Драматически выверенный спектакль полон актерских удач. Николай Иванов, играющий Скупого, смог открыть в своем персонаже чувственную волну ощущений, испытываемых к деньгам. Его монолог-ода богатству напоминает признание в любви женщине. Артисты как маленькие бесята окружают своего главного демона, купающегося в счастье обладания душами, заточенными в монетах. Самый поэтичный и тонкий сюжет спектакля – «Моцарт и Сальери». Муза (Анна Лебедь) шаловливо играет со звуками, а в момент страшного признания Сальери птицей бросается к нему, желая всевозможными способами отвлечь его от задуманного. Сальери – противоположность легкому Моцарту, тонко чувствующему жизнь. Сальери живет умом и не слышит Музу, пытающуюся достучаться до его сердца. Моцарт Олега Сенченко – баловень судьбы, в футболке с изображением Пушкина, весело болтает со стоящим рядом поэтом, что подчеркивает его близость «богам». Сальери Валерия Дьяченко – взбудораженный неожиданным чувством зависти человек, лишь в последний момент начинающий сомневаться в правильности содеянного. Он ожидал, что убийство Моцарта позволит ему перестать чувствовать собственную незначительность, но этого не случилось: оброненные Моцартом слова: «Гений и злодейство — две вещи несовместные», больно врезались в память героя, окончательно иссушив его душу. ЧУМА – ЭТО МЫ САМИ, И ИМЕННО СИЛА РАЗРУШИТЕЛЬНОЙ ЧУВСТВЕННОСТИ ЧЕЛОВЕКА, ЗАМКНУТОГО НА САМОМ СЕБЕ, ВЫЗЫВАЕТ АПОКАЛИПСИС. Никита Остриков запомнился не в роли слуги Ивана, а в эпизодах с Лаурой и «Пире во время чумы». Эти образы помогли расширить актерский диапазон, обнаружить имеющийся в артисте задор и чувственную мужественность. Ольга Карленко (в роли Мери) прекрасно исполняет мини-арию — поет стихами Пушкина, наложенными на музыку. Чудесный голос с богатыми эмоциональными оттенками помогает вскрыть весь трагизм происходящих событий. Альбер Ивана Стрюка – тонкий, ранимый мальчишка, чистый сердцем. Артист передает масштаб страданий человека, который не может преступить закон совести. Послушный совету старшего, наивный юноша внимает ростовщику (Борис Ивушин) и взрывается от негодования, услышав предложение отравить отца. Артист достигает большой искренности в этой актерской работе, подробно раскрывая, как в его персонаже с обидой на отца переплетается нежность. С задорным взглядом, полным осознания прелести жизни, со страстно-бархатным ироничным голосом дон Гуан шалуном появляется на сцене, пугая уставшего от приключений своего господина Лепорелло (Игорь Шибанов). Радик Галиуллин играет человека, бесстрашного до бесшабашности: он не упускает ни одной предоставленной жизнью возможности и идет до конца в реализации своих желаний. Сцена с Лаурой решена великолепно – Лилиан Наврозашвили увлеченно играет пылкую до простодушия героиню, живущую лишь прекрасными мгновениями. Актриса замечательно исполняет две музыкальные композиции: Бьорк «All is full of love» и «Chegevara», которые добавляют сюжету юмора и сиюминутных перекличек с современностью. К КОНЦУ СПЕКТАКЛЯ СМЕРТЬ ОБРЕТАЕТ СВОИ КОНКРЕТНЫЕ ЧЕРТЫ: ПОСТЕПЕННО РАЗБРОСАННЫЕ ЧАСТИ СКЕЛЕТА СОБИРАЮТСЯ ВОЕДИНО, И ОН ОЖИВАЕТ, ПРЕДРЕШАЯ УЧАСТЬ ЖИВУЩИХ. Радик Галиуллин в роли дон Гуана достигает истинного драматизма:влюбившись в дону Анну (Юлия Нижельская), дон Гуан преображается: привычный блеск и искринки иронии уступают счастью растворения в любимой женщине. Герой, ловя каждый вздох и взгляд доны Анны, настолько сильно забывается, что приходит в себя лишь в тот момент, когда она спрашивает его имя. Мгновенно очнувшись, он хмуро повторяет вслед за Пушкиным, противясь лжи – «Диего де Кальвадо». Покой и нежность, заменившие привычную страсть и безумство энергии, психологически точно рождаются в душе артиста. Дон Гуан, а с ним и Лепорелло, дивятся перемене, мгновенно произошедшей с «импровизатором любовной песни». Неверие самому себе и желание как можно дольше чувствовать счастье наполняют существо героя. Сцена прощального «мирного поцелуя» непорочно поэтична: герои лежат на полу, их руки переплетаются, как ветви деревьев, льнувших друг к другу. Знакомство с другим «я», легкость прикосновений, буря ощущений, рождающихся от чувства этой новой близости, невозможность расстаться с негой – этим пропитано существование дона Гуана и доны Анны. История трагического конца, происходящего в каждой пьесе, постепенно укрупняется, накаляется по мере насилия и масштабу: естественная смерть Скупого, отравление Моцарта, приход инфернальной силы за дон Гуаном и полное уничтожение сущего чумой. К концу спектакля смерть обретает свои конкретные черты: постепенно разбросанные части скелета собираются воедино, и он оживает, предрешая участь живущих. Осознание предопределенности конца делает более острым восприятие жизни – особенно хорошо это прочитывается в моменты «счастья». Эпизоды нежной безмятежности Моцарта и Музы, Альбера и Барона, дон Гуана и доны Анны, Вальсингама (Александр Иванов) и Матильды (Александра Ладыгина) болезненно укалывают пониманием мимолетности и быстротечности радости и покоя. Главный конфликт происходит между жаждой союза и единения и человеческими страстями, мешающими приблизиться к гармонии. Чума – это мы сами, и именно сила разрушительной чувственности человека, замкнутого на самом себе, вызывает апокалипсис. Елизавета Ронгинская



Национальный проект «Культура»
yamusic

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!
Яндекс.Метрика